Мудрые мысли

Зинаида Николаевна Гиппиус (по мужу Мережковская, Zinaida Nikolaevna Gippius)

Зинаида Николаевна Гиппиус (по мужу Мережковская, Zinaida Nikolaevna Gippius)

(8 (20) ноября 1869, Белёв, Российская империя — 9 сентября 1945, Париж, Франция)

Русская поэтесса и писательница, драматург и литературный критик, одна из видных представителей «Серебряного века» русской культуры. Гиппиус, составившая с Д. С. Мережковским один из самых оригинальных и творчески продуктивных супружеских союзов в истории литературы, считается идеологом русского символизма.

Цитата: 52 - 68 из 70

Поверьте, нет, меня не соблазнит
Печалей прежних путь давно пройденный.
Увы! душа покорная хранит
Их горький след, ничем не истребленный.
Года идут, но сердце вечно то же.
Ничто для нас не возвратится вновь,
И ныне мне всех радостей дороже
Моя неразделенная любовь.
Ни счастья в ней, ни страха, не стыда.
Куда ведет она меня - не знаю...
И лишь в одном душа моя тверда:
Я изменяюсь, - но не изменяю.
1897


Поэты, не пишите слишком рано,
Победа еще в руке Господней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.


Преодолеть без утешенья,
Всё пережить и всё принять.
И в сердце даже на забвенье
Надежды тайной не питать,-

Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землёй.


Работа “советских учреждений” тормозится тем, что везде замерзли чернила.


Разве, милая, тебя люблю я,
Как человек, человека?
Я людей любить, страдая не умею.
Но как тайную тебя люблю я радость,
Простую…
Как нежданную и ведомую сладость
Молитвы.
Я люблю тебя, как иву ручьевую,
Тихую.
Как полоску в небе заревую,
Тонкую.
Я люблю тебя, как весть оттуда,
Где всё ясное.
Ты в душе — как обещание чуда,
Верное.
Ты напоминание чего-то дорогого,
Вечного.
Я люблю тебя, как чье-то слово,
Вещее.


Расточитель, духи непослушные,
Разомкнитесь, узы непокорные,
Распадитесь, подземелья душные,
Лягте, вихри, жадные и чёрные.

Тайна есть великая, запретная.
Есть обеты — их нельзя развязывать.
Человеческая кровь — заветная:
Солнцу кровь не велено показывать.

Разломись Оно, проклятьем цельное!
Разлетайся, туча исступленная!
Бейся сердце, каждое, отдельное,
Воскресай, душа освобожденная!


Россия - очень большой сумасшедший дом.


Сердце исполнено счастьем желанья,
Счастьем возможности и ожиданья, —
Но и трепещет оно и боится,
Что ожидание может свершиться…
Полностью жизни принять мы не смеем,
Тяжести счастья поднять не умеем,
Звуков хотим, — но созвучий боимся,
Праздным желаньем пределов томимся,
Вечно их любим, вечно страдая, —
И умираем, не достигая…


Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, — порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье и в Нелюбви.


Смотрю на море жадными очами,
К земле прикованный, на берегу…
Стою над пропастью — над небесами —
И улететь к лазури не могу.

Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить…
Мне близок Бог — но не могу молиться,
Хочу любви — и не могу любить.

Я к солнцу, к солнце руки простираю,
И вижу полог бледных облаков…
Мне кажется, что истину я знаю —
И только для нее не знаю слов.


Совсем не плох и спуск с горы:
Кто бури знал, тот мудрость ценит.
Лишь одного мне жаль: игры…
Ее и мудрость не заменит.
Игра загадочней всего
И бескорыстнее на свете.
Она всегда — ни для чего,
Как ни над чем смеются дети.
Котенок возится с клубком,
Играет море в постоянство…
И всякий ведал — за рулем —
Игру бездумную с пространством.
Играет с рифмами поэт,
И пена — по краям бокала…
А здесь, на спуске, разве след —
След от игры остался малый.


Страшно от того, что не живётся — спится…
И всё двоится, всё четверится.
В прошлом грехов так неистово много,
Что оглянуться страшно на Бога.

Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга…
А самое страшное, невыносимое, —
Это что никто не любит друг друга…


Страшное грубое липкое грязное
Жестко-тупое всегда безобразное
Медленно-рвущее мелко-нечестное
Скользкое стыдное низкое тесное
Явно-довольное тайно-блудливое
Плоско-смешное и тошно-трусливое
Вязко болотно и тинно застойное
Жизни и смерти равно недостойное
Рабское хамское гнойное черное
Изредка серое в сером упорное
Вечно лежачее дьявольски-костное
Глупое сохлое сонное злостное
Трупно-холодное жалко-ничтожное
Непереносное ложное ложное…
НО ЖАЛОБ не надо-что радости в плаче?
Мы знаем мы знаем
Всё будет иначе.


Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно-довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глупое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
Но жалоб не надо. Что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: все будет иначе.


Тяжки иные тропы…
Жизнь ударяет хлёстко…
Чьи-то глаза из толпы
Взглянули так жестко.

Кто ты, усталый, злой,
Путник печальный?
Друг ли грядущий мой?
Враг ли мой дальний?

В общий мы замкнуты круг
боли, тоски и заботы…
Верю я, всё ж ты мне друг,
Хоть и не знаю, — кто ты…


У каждого, кто встретится случайно
Хотя бы раз — и сгинет навсегда,
Своя история, своя живая тайна,
Свои счастливые и скорбные года.

Какой бы ни был он, прошедший мимо,
Его наверно любит кто-нибудь…
И он не брошен: с высоты, незримо,
За ним следят, пока не кончен путь.

Как Бог, хотел бы знать я все о каждом,
Чужое сердце видеть, как свое,
Водой бессмертья утолить их жажду —
И возвращать иных в небытие.


У надежды глаза так же велики, как и у страха.