Козьма Петрович Прутков (Kozma Petrovich Prutkov) (цитаты)

(11 апреля 1803 года, деревня Тентелева близ Сольвычегодска - 13 января 1863 года)

Вымышленный «портрет» Пруткова, созданный Львом Михайловичем Жемчужниковым, Александром Егоровичем Бейдеманом и Львом Феликсовичем Лагорио

ru.wikipedia.org

Биография

Козьма Петрович Прутков провёл всю свою жизнь, кроме годов детства и раннего отрочества, в государственной службе: сначала по военному ведомству, а потом по гражданскому. Он родился 11 апреля 1803 года в деревне Тентелевой близ Сольвычегодска, скончался 13 января 1863 года.

Имел поместье в хуторке «Пустынька» вблиз ж/д станции Саблино.

В 1820 году он вступил в военную службу, только для мундира, и пробыл на этой службе всего два года с небольшим, в гусарах. В это время и привиделся ему сон. Именно: в ночь с 10 на 11 апреля 1823 г., возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться, повлёк его молча по каким-то длинным и тёмным коридорам, на вершину высокой и остроконечной горы, и там стал вынимать перед ним из древнего склепа разные драгоценные материи, показывая их ему одну за другою и даже прикидывая некоторые из них к его продрогшему телу. Прутков ожидал с недоумением и страхом развязки этого непонятного события; но вдруг от прикосновения к нему самой дорогой из этих материй он ощутил во всём теле сильный электрический удар, от которого проснулся весь в испарине. Неизвестно, какое значение придавал Козьма Петрович Прутков этому видению. Но, часто рассказывая о нём впоследствии, он всегда приходил в большое волнение и заканчивал свой рассказ громким возгласом: «В то же утро, едва проснувшись, я решил оставить полк и подал в отставку; а когда вышла отставка, я тотчас определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где и останусь навсегда!» — Действительно, вступив в Пробирную Палатку в 1823 г., он оставался в ней до смерти, то есть до 13 января 1863 года.

Начальство отличало и награждало его. Здесь, в этой Палатке, он удостоился получить все гражданские чины, до действительного статского советника включительно, и наивысшую должность: директора Пробирной Палатки; а потом — и орден св. Станислава 1-й степени., который всегда прельщал его, как это видно из басни «Звезда и брюхо».

Вообще он был очень доволен своею службою. Только в период подготовления реформ прошлого царствования он как бы растерялся. Сначала ему казалось, что из-под него уходит почва, и он стал роптать, повсюду крича о рановременности всяких реформ и о том, что он «враг всех так называемых вопросов!».

Козьма Петрович Прутков (Koz'ma Petrovich Prutkov)

Однако потом, когда неизбежность реформ сделалась несомненною, он сам старался отличиться преобразовательными проектами и сильно негодовал, когда эти проекты его браковали по их очевидной несостоятельности. Он объяснял это завистью, неуважением опыта и заслуг и стал впадать в уныние, даже приходил в отчаяние. В один из моментов такого мрачного отчаяния он написал мистерию: «Сродство мировых сил».

Вскоре, однако, он успокоился, почувствовал вокруг себя прежнюю атмосферу, а под собою — прежнюю почву. Он снова стал писать проекты, но уже стеснительного направления, и они принимались с одобрением. Это дало ему основание возвратиться к прежнему самодовольству и ожидать значительного повышения по службе. Внезапный нервный удар, постигший его в директорском кабинете Пробирной Палатки, при самом отправлении службы, положил предел этим надеждам, прекратив его славные дни.

Знаменитые цитаты

* Если на клетке слона прочтёшь надпись «буйвол», не верь глазам своим.
* Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану.
* Зри в корень!
* Бди!
* Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?
* Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную.
* Никто не обнимет необъятного.
* Опять скажу: никто не обнимет необъятного!
* Плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно обнять необъятное!
* Если хочешь быть счастливым, будь им.
* Кто мешает тебе выдумать порох непромокаемый?
* Взирая на солнце, прищурь глаза свои, и ты смело разглядишь в нём пятна.
* Усердие всё превозмогает![2]
* Бывает, что усердие превозмогает и рассудок.[2]
* Если у тебя спрошено будет: что полезнее, солнце или месяц? — ответствуй: месяц. Ибо солнце светит днём, когда и без того светло; а месяц — ночью.
* … И поэтому нет ничего слюнявее и плюгавее русского безбожия и православия.
* Где начало того конца, которым оканчивается начало?
* Лучше скажи мало, но хорошо.
* Гони любовь хоть в дверь, она влетит в окно.
* Легче держать вожжи, чем бразды правления.
* Не всё стриги, что растет

Интересные факты

* В Брянском литературном музее (Брянск, Россия) имеется «Прутковский зал», где размещается экспозиция, посвященная Козьме Пруткову[3].
* Авторство знаменитой фразы «Зри в корень» приписывается К. Пруткову ошибочно. Так, одна из глав «Славянорусского корнеслова» А. С. Шишкова носит название «Зри в корень: сын всегда говорит языком отца».

О Козьме Пруткове

* Берков П. Н. Козьма Прутков. Директор пробирной палатки и поэт. К истории русской пародии. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1933. — 226 стр.
* Жуков Д. Козьма Прутков и его друзья. / Серия: Библиотека «Любителям российской словесности». — М.: Современник, 1976. — 382 стр.
* Жуков Д. Классик, которого не было. // Прутков К. Сочинения Козьмы Пруткова. — М.: Издательство «Советская Россия», 1981.
* Кривин Ф. Наш доброжелатель Козьма Прутков // Сочинения Козьмы Пруткова. Классики и современники: Русская классическая литература. — М.: Художественная литература, 1987.
* Назаренко М. И. Исторический дискурс как пародия («Гисторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда)») // Русская литература. Исследования: Сб. науч. трудов. — Вып. VIII. — К.: Логос, 2006. — С. 120—134.

Примечания

1. Lib.ru/Классика: Прутков Козьма Петрович. Биографические сведения о Козьме Пруткове
2. 1 2 Девиз графского рода Клейнмихель и его иронический парафраз.
3. Информация о брянском литературном музее

Биография

Козьма Петрович Прутков (Koz'ma Petrovich Prutkov)

В 1854 году на небосклоне русской поэзии появилось новое имя - Козьма Прутков. Некрасовский журнал «Современник», открывший к тому времени немало дарований, не просчитался и на этот раз. Правда, сочинения начинающего автора опубликовали на страницах юмористического приложения к журналу - в «Литературном ералаше», но ведь и Тургенев впервые увидел своего «Хоря и Калиныча» в разделе «Смесь» того же «Современника», а теперь он - известный автор «Записок охотника»...

Видно было, что и новый поэт полон надежд и воодушевления.
Я вечно буду петь и песней наслаждаться,
Я вечно буду пить чарующий нектар.
Раздайся ж прочь, толпа!.. довольно насмехаться!
Тебе ль познать Пруткова дар?!

Впрочем, уже в следующей строфе этого стихотворения под многозначительным заглавием «К толпе» автор сменял презрение на снисхождение к ней:

Постой!.. Скажи: за что ты злобно так смеёшься?
Скажи: чего давно так ждёшь ты от меня?
Не льстивых ли похвал?! Нет, их ты не дождёшься!
Призванью своему по гроб не изменя,
Но с правдой на устах, улыбкою дрожащих,
С змеёю желчною в изношенной груди,
Тебя я наведу в стихах, огнём палящих,
На путь с неправого пути!

Заявив таким образом о своей творческой программе, Прутков с не меньшей страстью принялся воплощать её в жизнь. Как видно, ему особенно были по душе жанры, споспешествующие исправлению нравов, обличению порока: басни, комедии, эпиграммы...

Мне, в размышлении глубоком,
Сказал однажды Лизимах:
«Что зрячий зрит здоровым оком,
Слепой не видит и в очках!»

Да и сам Козьма Прутков не был чужд умственных усилий. Публикуются его «Плоды раздумья» - свод чеканных афоризмов, среди которых и знаменитые ныне «Смотри в корень!», «Никто не обнимет необъятного», «Не ходи по косогору, сапоги оттопчешь!», а также множество других, не менее выразительных: «Первый шаг младенца есть первый шаг к его смерти», «Щёлкни кобылу в нос - она махнёт хвостом», «Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза», «Что есть лучшего? - Сравнив прошедшее, свести его с настоящим!».

Козьма Петрович Прутков (Koz'ma Petrovich Prutkov)

Следуя последнему афоризму, Козьма Прутков обнародовал «Исторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда)», скромно объявив в предисловии: «Весь мой род занимался литературою» - и пообещав, вслед за дедовыми записками, издать записки отца и свои собственные.

Правда, таковых не появилось, но зато после его кончины почтительные потомки подробно рассказали о жизненном и творческом пути этого государственного мужа и литературного деятеля. Читатель узнал, что К. П. Прутков дослужился до высокого чина действительного статского советника и директора Пробирной Палатки, что помимо произведений изящной словесности он создавал «правительственные проекты», из которых знаменитейший - «О введении единомыслия в России», который, правда, в то время не был осуществлён.

Художники, восхищённые славой Пруткова, создали его портрет, причём изображаемый потребовал, чтобы внизу была прибавлена лира, от которой исходят вверх лучи. Желание было исполнено. Впоследствии появился бюст поэта, ныне хранящийся в краеведческом музее города Тамбова, а уже в наше время, несколько лет назад, скульптура Козьмы Пруткова была сооружена в брянском парке-музее имени А. К. Толстого. Можно добавить, что сочинения Пруткова цитировали Тургенев и Герцен, Гончаров и Салтыков-Щедрин. Большое стихотворение Пруткова «Осада Памбы» читают герои романа Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели». Да и в других произведениях писателя появляется имя этого сочинителя, по определению Достоевского, «красы нашего времени»...

Таков Козьма Петрович Прутков - одно из удивительных и ярких порождений русской литературной и общественной жизни. Как известно, его самого, со всей биографией и родословной, с баснями, стихотворениями, пьесами, афоризмами, придумали поэт А. К. Толстой и его двоюродные братья - Алексей и Владимир Жемчужниковы. Свою лепту внесли и другие Жемчужниковы - Александр и Лев (он вместе с художниками Бейдеманом и Лагорио изобразил Пруткова), а также поэт Пётр Ершов, автор знаменитого «Конька-горбунка». Но совсем не простой забавой для них стал этот чиновник-поэт.

Да, поэт А. Толстой, старший среди братьев, любил шутки, веселье, от природы обладал абсолютным чувством юмора. Да, поэт Алексей Жемчужников десятилетиями оставался верен темам русской сатирической поэзии. Да, вся дружеская атмосфера большой семьи Жемчужниковых была пронизана жизнерадостностью и одновременно неприятием косного, казённого, туполобого.

Существует немало историй о розыгрышах, которые устраивали братья в чиновном Петербурге. Однажды один из них, облачившись в мундир флигель-адъютанта, то есть офицера императорской свиты, объехал ночью петербургских архитекторов, передавая якобы повеление Николая I явиться наутро во дворец в связи с тем, что Исаакиевский собор провалился под землю. Его величество были весьма этой шуткой недовольны...

Но со временем юношеское неприятие зарегламентированного уклада столичной да и всей российской жизни («Земля ж у нас богата, Порядка в ней лишь нет») стало сменяться размышлениями о творческой сути человеческой природы, о подлинных ценностях бытия.

При подготовке в 1884 году первого «Полного собрания сочинений Козьмы Пруткова» Жемчужниковы рассказали, что, создавая Пруткова, они «развили в нём такие качества, которые желали осмеять публично». Прутков «перенял от других людей, имевших успех: смелость, самодовольство, самоуверенность, даже наглость и стал считать каждую свою мысль, каждое своё писание и изречение - истиною, достойною оглашения. Он вдруг счёл себя сановником в области мысли и стал самодовольно выставлять свою ограниченность и своё невежество». На всеобщее обозрение и очевидное посмеяние было выставлено распространённое в российской жизни представление, что чиновник, плоть от плоти государственного механизма, обладает единоличным правом на истину, в том числе и в сферах интеллектуальной деятельности, творчества, что само по себе творческие силы парализует. «По пословице: «смелость города берёт», Козьма Прутков завоевал себе смелостью литературную славу. Будучи умственно ограниченным, он давал советы мудрости, не будучи поэтом, он писал стихи и драматические сочинения, полагая быть историком, он рассказывал анекдоты, не имея ни образования, ни хотя бы малейшего понимания потребностей отечества, он сочинял для него проекты управления, - «Усердие всё превозмогает!»

Если сам Прутков, с его, так сказать, биографическими и мыслительными данными, - сатира на нашего российского бюрократа, на тип бюрократического мышления, то «лирика» директора Пробирной Палатки пародирует те литературные формы и средства, которые с развитием поэзии износились, стали банальными и воспринимаются читателями без каких-либо эстетических переживаний, а мысли - как род ходячей морали, унылого назидания.

Но сама фигура Пруткова сослужила отечественной словесности хорошую службу. Представление о литературе как о служанке государства было доведено в его писаниях до абсурда и отныне всерьёз восприниматься не могло. Самим своим существованием этот образ убеждает читателя в невозможности свести поэзию к канцелярским инструкциям, подлинное, свободное вдохновение - к исканию поощрения. Любой литературный администратор, забывавший об этом, рано или поздно оказывался в положении Пруткова.

С. Дмитриенко

Биография

Козьма Петрович Прутков (Koz'ma Petrovich Prutkov)

КОЗЬМА ПРУТКОВ — коллективный псевдоним братьев Александра, Алексея и Владимира Жемчужниковых и гр. Алексея К. Толстого, в «биографии» Козьмы Пруткова, составленной В. Жемчужниковым, скромно названных его «опекунами». В настоящее время — литературный образ с устойчивым социально-бытовым и сатирическим содержанием, существующий совершенно независимо от приписываемых этому вымышленному автору произведений.

Козьма Прутков — тип бюрократа эпохи Николая I, директора Пробирной палаты. «Во всех родах своей разносторонней деятельности он был одинаково резок, решителен, самоуверен. В этом отношении он был сыном своего времени, отличавшегося самоуверенностью и неуважением препятствий... Козьма Прутков был очевидно жертвой трёх (точнее четырёх — П. Б.) упомянутых лиц, сделавшихся произвольно его опекунами или клевретами. Они поступили с ним, как „сложные друзья“, выставленные в трагедиях и драмах. Они под личиной дружбы развили в нём такие качества, которые желали осмеять публично. Под их влиянием он принял от других людей, имевших успех: смелость, самодовольство, самоуверенность, даже наглость и стал считать каждую свою мысль, каждое своё писание и изречение — истиной, достойной оглашения. Он вдруг счёл себя сановником в области мысли и стал самодовольно выставлять свою ограниченность и своё невежество, которые иначе остались бы неизвестными вне стен Пробирной палаты».

Таким рисует Козьму Пруткова его «биография», в первой части выдержанная в тонах официальных ведомственных жизнеописаний той поры. Однако «литературная личность» Козьмы Пруткова складывалась иначе, нежели об этом сообщает биограф. В начале 50-х гг. в Петербурге существовал кружок, состоявший из перечисленных выше лиц (Толстой — двоюродный брат Жемчужниковых), принадлежавших к высшему дворянскому кругу. Остроумные юноши культивировали своеобразную юмористику, продолжавшую линию салонной поэзии «остроумцев» 20—40-х гг. [экспромты и эпиграммы С. А. Соболевского, стихотворные шутки И. П. Мятлева, bon mots Ф. И. Тютчева].

Возникшая в начале XIX в. как сатирическая летопись высшего круга (С. А. Неелов, 1779—1852), эта великосветская поэзия в 20-х — 30-х гг. в своём левом крыле (в эпиграммах Соболевского) приобретает некоторый налёт дворянской фронды, а в правом (в русско-французских виршах Мятлева) служит выражением националистических тенденций, направленных против поверхностной галломании среднего дворянства. В дальнейшем же, в годы особенного подъёма реакции при Николае I, эта салонная поэзия обращается «в светскую забаву для приискания смешных иррациональностей», ставившую себе целью «разбивать построения логической мысли неожиданными противоречиями ей» (Ф. Д. Батюшков, см. ниже библиографию «Козьмы Пруткова»).

Печатные выступления Козьмы Пруткова (в «Современнике» 1854 и 1860—1863 гг., в «Искре», 1859—1861, и «Развлечении», 1861, а также в произведениях, появившихся лишь в полном собрании сочинений, 1883) представляют сочетание двух элементов: алогического комизма, характерной черты допрутковского периода деятельности кружка, и пародии как на отдельных тогдашних поэтов (Бенедиктов, Щербина, Хомяков, Полонский, Фет, Ап. Григорьев, Ив. Аксаков и др.), так и на литературные направления. Элементы алогизма значительнее всего представлены в баснях («Незабудки и запятки», «Чиновник и курица», «Звезда и брюхо», «Цапля и беговые дрожки», «Кондуктор и тарантул», «Червяк и попадья»), в афоризмах («Плоды раздумья»), в пародиях-стилизациях под романтику Кавказа (романс «На мягкой кровати лежу я один... В соседней палате кричит армянин») и Испании («Осада Памбы», «Желание быть испанцем»), под античность («Философ в бане», «Древней греческой старухе, если бы она домогалась моей любви»), под мемуары («Выдержки из записок моего деда»), в пьесах («Любовь и Силин», «Опрометчивый турка, или приятно ли быть внуком?» «Черепослов, сиречь френолог»), а также в «политической прозе» (проект введения единомыслия в России). Большое значение придаётся в произведениях Козьмы Пруткова заглавиям, представляющим чаще всего сочетание логически несвязуемых понятий («Незабудки и запятки», «Философ в бане», «Звезда и брюхо»), имеющих к тому же не всегда прямое отношение к следующему за ним тексту («...откинув незабудки, здесь помещённые для шутки, ты только то из басни заключи»...).

Если эта часть произведений Козьмы Пруткова социологически восходит к «светской игре иррациональностями», то совсем иное социальное значение имела и иную общественную роль сыграла наиболее ценная часть наследия Козьмы Пруткова — пародии и афоризмы, представляющие сатиру на «философию жизни» бюрократов. По афоризмам собственно и сложился общественно-политический образ Козьмы Пруткова. Афоризмы «Плодов раздумья», вроде: «Камергер редко наслаждается природой», «Только в государственной службе познаёшь истину», «Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», «Не всякому и гусарский мундир к лицу», «Бди», «Козыряй», «Смотри в корень» — своей утрированной и иронической установкой явились орудием борьбы с той бюрократической идеологией, за порождение которой они выдавались. Появление пародий Козьмы Пруткова в «Современнике», давно уже открывшем свои страницы этому жанру, характерно само по себе как обращение этого журнала к разночинной аудитории. Редакторы «Современника», с которыми члены кружка состояли в те годы в приятельских отношениях, и направляли деятельность «опекунов» Козьмы Пруткова в сторону пародии, придав таким образом прежде общественно-бессодержательной юмористике иную социальную функцию.

Критика правого лагеря встретила Козьму Пруткова недоброжелательно. Рецензент «Пантеона», например, бранил Козьму Пруткова за «отсутствие вкуса и уважения к литературе», т. е. за пародии на «чистое искусство» и за алогизм. Совсем иначе отнеслись к Козьме Пруткову разночинцы во главе с Добролюбовым, видевшим в Козьме Пруткове орудие борьбы с «чистым искусством» как только оно вновь оживает. «Чистая художественность привлекает общее внимание, — писал Добролюбов, имея в виду разночинного читателя, враждебно относившегося к теории „искусства для искусства“, — единственно только в творениях Козьмы Пруткова». В другом месте Добролюбов отметил, что Козьма Прутков исчезал «на то время, когда у нас поднимались великие общественные вопросы». Эту точку зрения на Козьму Пруткова как союзника в борьбе с «чистым искусством», т. е. дворянски-эстетической культурой, усвоили разночинцы 60-х гг. В 1863 появляется «некролог» Козьмы Пруткова, представляющий либеральную сатиру на тогдашний бюрократизм. С этого времени афоризмы Козьмы Пруткова делаются излюбленным источником цитирования в либеральной и радикальной публицистике. К концу 70-х гг. под влиянием «оскудения» дворянства и культивируемого им «чистого искусства», а также в связи с быстрым ростом промышленной буржуазии и укреплением буржуазной литературы, социально-положительная роль пародий Козьмы Пруткова забывается, борьба с бюрократизмом теряет остроту, и о Козьме Пруткове говорят лишь как о явлении прошлого. В 80-х гг. благодаря реакции вновь возникает интерес к Козьме Пруткову, на этот раз со стороны буржуазной критики, приветствующей «полное собрание сочинений» Козьмы Пруткова за отсутствие «тенденций»; наоборот, радикальная журналистика резко выступает против «бессодержательности» Козьмы Пруткова, противопоставляя ему Щедрина. В 90-е и последующие годы благодаря новому переосмыслению Козьме Пруткову придаётся социальное значение, о котором сказано выше. «В марксистских кругах в пору борьбы с народниками установилась своего рода традиция обращения к Козьме Пруткову. В частности для Г. В. Плеханова Козьма Прутков был неисчерпаемым источником, откуда он брал остроумные и злые характеристики своих незадачливых противников» (В. А. Десницкий, см. ниже библиографию «Козьмы Пруткова»).

В настоящее время Козьма Прутков справедливо считается одним из классиков русской юмористической литературы. Многие выражения из стихотворений и афоризмов Козьмы Пруткова вошли в живую речь («Барон фон Гринвальдус всё в той же позицьи на камне сидит», «Бди», «Козыряй», «Смотри в корень», «Никто необъятного обнять не может», «И терпентин на что-нибудь пригоден» и т. д.).

Библиография:

I. Полное собр. сочин., изд. 1-е, СПБ., 1884, 2-е — 1887, 3-е (ошибочно помечено вторым) — 1894; 5-е — 1894; 12-е (фактически 13-е) — 1916; полное собр. сочин., изд. А. и В. Жемчужниковых, СПБ., 1888; То же, изд. 2-е, СПБ., 1912; То же, Гиз, Л., 1927 (наиболее полное, хотя есть пропуски и неточности); Избр. сочин., под ред. Н. О. Лернера, «Прибой», Л., 1927 (ценный комментарий); Избранный Прутков, М., 1927, биб-ка «Огонёк»; Старое и новое, М., 1928, биб-ка «Огонёк»; «Не всегда с точностью понимать должно», Новонайденные произведения, «ЗИФ», Л., 1926; Проект введения единомыслия в России, Любовь и Силин, «Радуга», П. — М., 1923. Кроме того, «Голос минувшего», 1922, № 2; «Русский современник», 1924, № 1; «Огонёк», 1925, № 44; «Красная газета», вечерний вып., 1925, №№ 311 и 314; «Красная новь», 1926, № 4; Амфитеатров, Забытый смех, П., 1914.
II. Дружинин, «Библиотека для чтения», 1851, XII, или Полн. собр. сочин., т. VI, стр. 559—563; Добролюбов Н., Перепевы, «Современник», 1860, № 8; Его же, Черты для характеристики русского простонародья, там же, № 9; Скабичевский, История новой русской литературы, гл. XXVI; Иванов-Разумник, История русской общественной мысли, т. I (разн. изд.); Десницкий, Предисловие к Собр. сочин., Гиз; История русской литературы XIX в., под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского, т. II, стр. 202—203 (Ч. Ветринский), и т. III, стр. 424 (Ф. Д. Батюшков); Глинский Б. Б., «Исторический вестник», 1908, XI, стр. 579—583, и там же, 1910, II, стр. 525—526; Стасюлевич М. М. и его современники, т. IV (письма В. М. Жемчужникова об изд. полного собр. сочин. Пруткова, там же письма Алексея Жемчужникова); Б. Н. П. (П. Берков), К. Прутков. К 75-летию литературного дебюта, «Красная газета», веч. вып., 1929, 22/II.
III. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, Гиз, Л., 1924; Его же, Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М., 1928.

П. Берков
Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939.

Козьма Прутков (Русский биографический словарь)

Козьма Петрович Прутков (Koz'ma Petrovich Prutkov)

Прутков (Козьма Петрович) - вымышленный писатель, единственное в своем роде литературное явление, лишь внешними чертами напоминающее M. de la Palisse и M. Prudhomme (см. Прюдом), которые слишком элементарны и однообразны в сравнении с Прутковым. Два талантливых поэта, граф А.К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, вместе с Владимиром Михайловичем Жемчужниковым и при некотором участии третьего брата Жемчужникова - Александра Михайловича, создали тип важного самодовольства и самоуверенности петербургского чиновника (директора пробирной палатки), из тщеславия упражняющегося в разных родах литературы. Но сила Пруткова не в этом общем определении, а в той индивидуальной и законченной своеобразности, которую авторы сумели придать этому типическому лицу и воплотить в приписанных ему произведениях. В "Полном собрании сочинений Пруткова" не все произведения в равной мере носят на себе печать его индивидуальности. Собственно прутковскими должны считаться все "Мысли и афоризмы" (кроме вошедших в общее употребление можно еще отметить следующие образчики: "Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную", "Эгоист подобен давно сидящему в колодце", "Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине", "Умные речи подобны строкам, напечатанным курсивом", "Если бы тени предметов зависели не от величины сих последних, а имели бы свой произвольный рост, то, может быть, вскоре не осталось бы на всем земном шаре ни одного светлого места", "Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться", "Ничего не доводи до крайности: человек, желающий трапезовать слишком поздно, рискует трапезовать на другой день поутру", "Камергер редко наслаждается природой", "Душа индейца, верящего в метемпсихозию, похожа на червячка в коконе", "Два человека одинаковой комплекции дрались бы недолго, если бы сила одного превозмогла силу другого", "Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза", "Только в государственной службе познаешь истину", "Если на клетке слона прочтешь надпись буйвол - не верь глазам своим", "Доблий муж подобен мавзолею", "Из всех плодов наилучшие приносит хорошее воспитание", "Рассчитано, что петербуржец, проживающий на солнцепеке, выигрывает двадцать процентов здоровья", "Спокойствие многих было бы надежнее, если бы дозволено было относить все неприятности на казенный счет", "Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, не было бы в силах разобрать: где причины и где последствия?", "Иные настойчиво утверждают, что жизнь каждого записана в книге Бытия", "Не совсем понимаю, почему многие называют судьбу индейкой, а не какою-либо другой, более на судьбу похожей птицей?", "Издание некоторых газет, журналов и даже книг может принести выгоду"). Далее чисто прутковским характером отличаются все басни, два стихотворения: "Мой портрет" и "Предсмертное", а из драматических произведений - "Фантазия", "Блонды" и "Опрометчивый Турка". Как удобный по краткости образчик прутковских басен, можно привести "Пастух, молоко и читатель":

Однажды нес пастух куда-то молоко,
Но так ужасно далеко,
Что уж назад не возвращался.
Читатель! он тебе не попадался?

Пародии на поэтов того времени, в высшей степени удачные, не могут, однако, принадлежать Пруткову, который был бы другой личностью, если бы умел так верно замечать отрицательные стороны чужой поэзии. Хотя пародии Пруткова представлены как подражания, чтобы указать на бессознательность скрытой в них насмешки, но это не изменяет сущности дела. Сами по себе эти произведения - образцы в своем роде по меткости и тонкости. Между довольно разнообразными пародиями Пруткова на Шиллера, Гейне, Хомякова, И. Аксакова, Щербину, Фета, Полонского, Бенедиктова, самим Прутковым могли быть написаны разве только пародии на последнего из названных поэтов, бывшего сослуживцем Пруткова и довольно близкого к нему по характеру. К пародиям на Щербину примыкает превосходный "Спор древних греческих философов об изящном", здесь слишком много пластичности и ученых слов для директора пробирной палатки. Один из главных перлов "Полного собрания" - 17 старинных анекдотов, которые представляют мастерскую пародию на "достопримечательности", издававшиеся в XVIII веке в различных сборниках. Конечно, сам Прутков не мог бы так художественно воспроизвести варварский язык того времени и особую смесь пошлости и нелепости в содержании таких рассказов. Для этой части прутковского творения создан особый автор - дед Пруткова, отставной премьер-майор Федот Козьмич, который под вечер жизни своей достохвально в воспоминаниях упражнялся, "уподобляясь оному древних римлян Цынцынатусу в гнетомые старостью года свои". Веселый фарс "Черепослов сиречь Френолог" имеет недостаточно собственно прутковских черт, и авторы основательно его выделили, приписав его отцу Пруткова, Петру Федотычу, дважды вступавшему на литературное поприще. В первой молодости его комедия "Амбиция" вызвала следующую эпиграмму Сумарокова:

Ликуй, Парнасский бог! Прутков уж нынь пиит!
Для росских зрелищей "Амбицию" чертит!
Хотел он, знать, своей комедией робятской
Пред светом образец явить Амбицьи хватской.
Но Аполлон за то, собрав Пруткова длинняе,
Его с Парнаса вон! чтоб был он поскромняе.

Зато произведение старости Пруткова-отца, оперетту "Черепослов", "умный Дмитриев" почтил такой надписью:

Под снежной сединой в нем музы веселятся,
И старости - увы! - печальные года
Столь нежно дружно в нем с веселостью роднятся.
Что - ах ! - кабы так было завсегда!

Мистерия "Сродство мировых сил", хотя насыщена прутковским элементом, отличается, однако, излишней для предполагаемого автора красотой стиха. Не желая быть только подражателем, Прутков сочинил образец еще не существовавшего в то время рода драматических произведений - "естественно-разговорное представление" "Опрометчивый Турка, или Приятно ли быть внуком" - к сожалению, оставшееся неоконченным. Другое мастерское творение - комедия "Фантазия" - имела свою характерную судьбу, о которой сообщается в посмертном к ней объяснении ("Полное Собрание", 126 - 128). Внесенная в театральную дирекцию, она, ввиду общественного положения авторов, была разрешена к представлению, исполнена 8 января 1851 года актерами императорского Александринского театра в Высочайшем присутствии императора Николая Павловича и тотчас же воспрещена к повторению на сцене. Воспрещение, рассказывает автор, было объявлено словесно во время исполнения пьесы и ранее ее окончания, при самом выходе Государя из ложи и театра. Произведения Козьмы Пруткова печатались первоначально в периодических изданиях, главным образом, в "Современнике" начала 50-х и начала 60-х годов, в отделах "Ералаш" и потом "Свисток". Собрание сочинений с портретом Козьмы Пруткова, редактированное Алексеем и Владимиром Жемчужниковыми, вышло 1-м изданием в 1883 году и затем переиздавалось без перемен (6-е издание - в 1898 году).

Козьма Прутков: Краткий некролог

Ужасное горе постигло семейство, друзей и ближних Кузьмы Петровича Пруткова, но еще ужаснее это горе для нашей отечественной литературы... Да, его не стало! Его уже нет, моего миленького дяди! Уже не существует более этого доброго родственника, этого великого мыслителя и даровитейшего из поэтов; этого полезного государственного деятеля, всегда справедливого, но строгого относительно своих подчиненных!.. Драгоценнейший мой дядюшка Кузьма Петрович Прутков всегда ревностно занимался службой, отдавая ей большую часть своих способностей и своего времени; только часы досуга посвящал он науке и музам, делясь потом с публикой плодами этих трудов невинных. Начальство ценило его ревность и награждало его по заслугам: начав службу в 1816 году юнкером в одном из лучших гусарских полков, Кузьма Петрович Прутков умер в чине действительного статского советника, со старшинством пятнадцати лет и четырех с половиною месяцев, после двадцатилетнего (с 1841 года) безукоризненного управления Пробирной Палаткой! Подчиненные любили, но боялись его. И долго еще, вероятно, сохранится в памяти чиновников Пробирной Палатки величественная, но строгая наружность покойного: его высокое, склоненное назад чело, опушенное снизу густыми рыжеватыми бровями, а сверху осененное поэтически всклоченными, шантретовыми с проседью волосами; его мутный, несколько прищуренный и презрительный взгляд; его изжелта-каштановый цвет лица и рук; его змеиная capкастическая улыбка, всегда выказывавшая целый ряд, правда, почерневших и поредевших от табаку и времени, но все-таки больших и крепких зубов; наконец - его вечно откинутая назад голова и нежно любимая им альмавива... Нет, такой человек не может скоро изгладиться из памяти знавших его!

Кузьма Петрович Прутков на 25-м году жизни соединил судьбу свою с судьбою любезной моей тетушки Антониды Платоповны, урожденной Проклеветантовой. Неутешная вдова оплакивает своего мужа, от которого имела множество детей, кроме находящихся в настоящее время в живых четырех дочек и шести сыновей. Дочки ее, любезные моему сердцу племянницы, отличаются все приятной наружностью и высоким образованием, наследованным от покойного отца; они уже в зрелых летах и - смело скажу - могут составить несомненное счастье четырех молодых людей, которым посчастливится соединить свою судьбу с их судьбою! Шесть сыновей покойного обещают твердо идти по следам своего отца, и я молю небо о даровании им необходимых для этого сил и терпения!.. Кузьма Петрович, любезный и несравненный мой дяденька, скончался после долгих страданий на руках нежно любившей его супруги, среди рыдания детей его, родственников и многих ближних, благоговейно теснившихся вокруг страдальческого его ложа... Он умер с полным сознанием полезпой и славной своей жизни, поручив мне передать публике, что "умирает спокойно, будучи уверен в благодарности и справедливом суде потомства; а современников просит утешиться, но почтить, однако, его память сердечной слезою"... Мир праху твоему, великий человек и верный сын своего отечества! Оно не забудет твоих услуг. Нет сомнения, что недалеко то время, когда исполнится пророческий твой стих:

И слава моя гремит, как труба, И песням моим внимает толпа
Со страхом...
Но вдруг я замолк, заболел, схоронен,
Землею засыпан, слезой орошен,
И в честь мне воздвигли семнадцать колонн
Над прахом!..

("Соврем." 1852 г.)

Всеми уважаемый мой дядюшка умер на шестидесятом году своей жизни, в полном развитии своего замечательного таланта и своих сил, 13-го сего января в два и три четверти часа пополудни... Славные художники профессор Бедеман и Лев Жемчужников поразительно верно передали замечательную его наружность на портрете, который предназначен для украшения полного собрания сочинений покойного. Я уверен, что, по отпечатании этого собрания, оно будет раскуплено нарасхват образованною частью публики; иначе, впрочем, и быть не может!

В портфелях покойного дяденьки найдено много неизданных его сочинений, не только стихов, философских изречений и продолжения исторического труда, столь известного публике под заглавием "Выдержки из записок моего деда", по также и драматических произведений. В особом портфеле, носящем золотую печатную надпись: "Сборник неконченого (d'inacheve)", находится множество весьма замечательных отрывков и эскизов покойного, дающих полную возможность судить о неимоверной разносторонности его дарования и о необъятных сведениях этого, столь рано утраченного нами поэта и мыслителя! Из этих-то последних отрывков я извлекаю пока один и возлагаю его на алтарь отечества, как ароматический цветок в память драгоценного моего дядюшки... Надеюсь и вполне уверен, что из груди каждого патриота вырвется невольный крик удивления при чтении этого отрывка и что не одной слезой благодарности и сожаления почтится память покойного!.. Вот этот отрывок. < Далее следует "Опрометчивый турка, или: Приятно ли быть внуком?" - Ред.>

Здесь рукопись прерывается... К сожалению, смерть не допустила Кузьму Петровича Пруткова вполне развить и довести до конца это в высшей степени замечательное произведение, вплетающее новую роскошную ветвь в лавровый венок моего бессмертного дядюшки!..

Произведение это помечено так: "11-го декабря 1860 года (annus, i)". Исполняя духовное завещание покойного, я поставлю священным для себя долгом объяснить, для сведения будущих библиографов, что Кузьма Петрович Прутков родился 11-го апреля 1801 года, недалеко от Сольвычегодска, в деревне Тентелевой; поэтому большая часть его сочинений, как, вероятно, заметили сами читатели, носит пометку 11-го числа какого-либо месяца. Твердо веря, подобно прочим великим людям, в свою звезду, достопочтенный мой дяденька никогда не заканчивал своих рукописей в другое число, как в 11-е. Исключения из этого весьма редки, и покойный не хотел даже признавать их.
Искреннейший племянник Кузьмы Петровича Пруткова и любимейший родственник его:
Калистрат Иванович Шерстобитов.

Дата публикации на сайте 28 марта 2011.

Боеспособная крошечная пушка

Потрясающий закат, пустыня Гоби