Мудрые мысли

Пётр Яковлевич Чаадаев

Пётр Яковлевич Чаадаев

(27 мая (7 июня) 1794, Москва — 14 (26) апреля 1856, Москва)

Русский философ (по собственной оценке — «христианский философ») и публицист, объявленный правительством за свои сочинения, в которых резко критиковал действительность русской жизни, сумасшедшим и запрещённый к публикации в императорской России.

Цитата: 120 - 136 из 240

  За каждым предметом в природе имеется нечто, что вкладывается в него нашим умом или нашим воображением; это и есть невидимое, что художник должен воплотить в своем произведении, ибо это именно нас трогает, нас волнует, а вовсе не сам предмет, нами созерцаемый.


  Закон, как вы знаете, карает соучастие точно так же, как и преступление.


  Законы о наказаниях не только охраняют общество – целью их служит еще наибольшее возможное усовершенствование человеческого существа. И эти две задачи как нельзя лучше согласуются одна с другой; более того: ни одна из них не достижима без другой. Уголовное законодательство предназначено не только оградить общество от внутреннего врага, но еще развить чувство справедливости. С этой точки зрения следует рассматривать все виды наказания, и даже смертную казнь, которая ни в коем случае не есть возмездие, а лишь грозное поучение, действенность которого, к сожалению, весьма сомнительна.


  Имеется больше законных верований, чем сомнений: вот что означают возвышенные слова Св. Павла: милосердие всему верит.


  Инстинкт животный и инстинкт человеческий – две совершенно различные вещи. Первый – это импульс физический, или чувственный; второй – смутное восприятие разума, которое смешивается с ощущением лишь потому, что оно смутно, но на самом деле оно совершенно от него отличное. Человек обладает инстинктом не так, как обладает им животное; это исключало бы разум; он обладает им свойственным ему одному образом. В человеке инстинкт сам по себе ничего не определяет; он действует в нем лишь в соединении с его разумом, энергию которого иногда усиливает, а иногда и ослабляет. У животных инстинкт является единственной основой всей их активности; именно поэтому власть его в них так сильна, а в некоторых случаях как будто превосходит даже силу человеческого разума.


  Итак, метафизика права состоит не в том, чтобы доказать, кому принадлежит то или иное право, но именно в том, чтобы показать, в чем заключается то или иное право по самой природе вещей.


  Итак, является ли верой учение об ангелах? Безусловно, нет. Более того, может ли человек, созданный по образу Божьему, законно признать существа более высокого порядка, чем он сам? Сомневаюсь в этом. Иисус не был ангелом, но он был Богом и человеком одновременно. Думаю, поэтому позволено усомниться в том, что между умственной природой человека и умственной природой Бога имеется некая промежуточная природа. Однако исключительно верным является то, что во все времена толпа, так же как и наиболее глубокие умы, была склонна допускать свойства более совершенные, чем наши собственные свойства. Вполне можно не придавать значения этому верованию, но отвергать его как грубое суеверие кажется мне суеверием еще грубейшим.


  Как вы думаете, не должен ли был тридцатилетний гнет со стороны правительства, жестокого и упорного в своих воззрениях и поступках, развратить ум народа, который его не особенно упражнял?


  …как и во всем, выше сказанном, бесполезность есть безличность, и именно потому добро и красота связываются и сливаются в самой абсолютной и самой обширной идее нравственности.


  Как объяснить себе, что в книге о христианстве, которая вообще признана хорошей книгой и где говорится о всех религиях и всех философских системах, ни слова не сказано о православной церкви, хотя бы для того, чтобы опровергнуть ее учение?


  Как поступают с мыслью во Франции? Ее высказывают. В Англии? Ее применяют на практике. В Германии? Ее переваривают. А как поступают с ней у нас? Никак; и знаете ли, почему?


  Каковы, впрочем, естественные основы философии? Я и не-Я, мир внутренний и мир внешний, субъект и объект. Признаете ли вы эти первичные факты или нет, вы все равно не можете серьезно заниматься философией, не исходя из них. Между тем, что такое для нас факты, которые, разумеется, не могут быть ни доказаны сами по себе, ни выведены из факта предшествующего? Предмет веры. Затем, когда философская работа завершена и вы добились какой-то достоверности, какова логическая форма, в которую в вашем уме облекается эта достоверность? Форма верования, – верования, налагаемого на вас вашим же разумом. Мы не можем выйти из этого круга, не разбившись о замыкающие его грани; вне их безграничное сомнение, полнейшее неведение, не-бытие. Поэтому устранить веру из философии – не значит ли это уничтожать самую философию, не значит ли это самую работу мысли делать несущественной, более того: не значит ли это свести на-нет самое начало разумения?


  Какое ни дать определение органическому существу, оно всегда будет вполне применимо к земному шару. Природу разделили на органическую и неорганическую. Небесные тела не могут быть отнесены ни к той, ни к другой категории, а принимая во внимание безмерность пространства, в которых они движутся, их пока что превратили просто в математические точки. Что касается той планеты, на которой мы живем, мы знаем лишь одну ее наружную оболочку, и эта оболочка стала предметом обширной науки. Что вы можете возразить против этого? Разве эмпиризм не вполне удовлетворен таким разделением? Чего же вам больше?


  Кем стали варвары, разрушители древнего мира? Христианами.


  Когда философ произносит слово человек, всегда ли онхорошо знает, что он хочет сказать? Не думаю.


  Колебания воздуха – вот что на самом деле звук. Но может ли воздух колебаться, не воздействуя известным образом на окружающие его тела? Впрочем, противное уже доказано.


  Конечно, все это пока только вопросы: но согласитесь, что если бы на эти вопросы были ответы, какие огромные возможности применения открылись бы тогда для науки о числах и как была бы расширена область математической достоверности!