Мудрые мысли

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (настоящая фамилия Салтыков, псевдоним Н. Щедрин)

(15 (27) января 1826 — 28 апреля (10 мая) 1889)

Русский писатель-сатирик. Гениальный художник и мыслитель, блестящий публицист и литературный критик, талантливый журнальный редактор и организатор молодых творческих сил, был одним из самых ярких деятелей русского освободительного движения.

Цитата: 69 - 85 из 107

  От иронии до крамолы один шаг.


  Отечество - тот таинственный, но живой организм, очертания которого ты не можешь для себя отчетливо определить, но которого прикосновение к себе непрерывно чувствуешь, ибо ты связан с этим организмом непрерывной пуповиной.


  Отечество есть тот таинственный, но живой организм, очертания которго ты не можешь для себя отчетливо определить, но которого прикосновение к тебе непрерывно чувствуешь, ибо ты связан с этим организмом неразрывной пуповиной. Он, этот таинственный организм, был свидетелем и источником первых впечатлений твоего бытия, он наделил тебя способностью мыслить и чувствовать, он создал твои привычки, дал тебе язык, верования, литературу, он обогрел и приютил тебя, словом сказать - сделал из тебя существо, способное жить...


  Отношение масс к известной идее - вот единственное мерило, по которому можно судить о степени ее жизненности.


  Подхалимовы - это особенная порода такая объявилась, у которой на знамени написано: Ври и будь свободен от меры.


  При встрече с лицами высшими предоставляется выражать вежливое изумление и несомненную готовность претерпеть; при встрече с равными - гостеприимство и желание оказать услугу; при встрече с низшими - снисходительность, но без послаблений.


  При открытом обсуждении не только ошибки, но самые нелепости легко устраняются при помощи полемики.


  Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто не догадывался, что чего-то вдруг стало недостовать и что в общем жизненном оркестре перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее. Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить, пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать...
Совесть пропала вдруг... почти мгновенно! Еще вчера это надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг... ничего! Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть. Оставалось только смотреть на божий мир и радоваться: мудрые поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое затрудняло их двежения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы.


  Просвещение внедрять с умеренностью, по возможности избегая кровопролития.


  Разделите сегодня все поровну, а завтра неравенство вступит в свои права.


  Родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас - благочестие, Рим заражало буйство, а нас - кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас - начальники. (*История одного города*, 1869-1870)


  Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления


  Русская женщина всегда одинакова: и в городе, и в деревне она что-то вечно ищет, какую-то потерянную булавку, и никак не может умолчать, что находка этой булавки может спасти мир.


  Самые закоренелые проходимцы - и те понимают, что в стыдящемся человеке есть нечто выделяющее его из массы бездельников и глупцов.


  Самые плохие законы - в России, но этот недостаток компенсируется тем, что их никто не выполняет.


  Система очень проста: никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать.


  Совесть пропала вдруг... почти мгновенно! Еще вчера это надоедливая приживалка так и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг... ничего! Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и нравственная смута, которую приводила за собой обличительница-совесть. Оставалось только смотреть на божий мир и радоваться: мудрые поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое затрудняло их двежения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы.