Мудрые мысли

Джон Эрнст Стейнбек (англ. John Ernst Steinbeck, Jr.)

Джон Эрнст Стейнбек (англ. John Ernst Steinbeck, Jr.)

(27 февраля 1902, Салинас, Калифорния, США — 20 декабря 1968, Нью-Йорк, США)

Американский прозаик, автор многих известных всему миру романов и повестей: «Гроздья гнева» (1939), «К востоку от Эдема» (1952), «О мышах и людях» (1937) и др.; лауреат Нобелевской премии по литературе (1962).

Цитата: 35 - 51 из 475

В прежние времена на перемены нас вынуждали идти превратности климата, бедствия, эпидемии. Ныне над нами тяготеет биологическое преуспевание рода человеческого. Мы одолели всех своих врагов, кроме самих себя.
(«Собрание сочинений в шести томах. Том 6. Зима тревоги нашей, Путешествие с Чарли в поисках Америки.»)


В те времена, когда я млел от восторга, купаясь в голубом мареве, которое излучала Владычица Души Моей, отец однажды поинтересовался, чем она меня пленила, и мне показалось, что он просто не в своем уме, если сам этого не видит. Теперь-то я, конечно, знаю, что волосы у той девчонки были мышиного цвета, нос конопатый, коленки в болячках, голос как у летучей мыши, а нежности в душе не больше, чем у варана. Но в те дни она озаряла светом и меня и все вокруг.
(«Путешествие с Чарли в поисках Америки»)


В этот вечер юный Генри понял, что без толку прожил пятнадцать никчемных лет, ничего не совершил и не достиг ровнехонько ничего. Знай его мать, какие им владели мысли, она сказала бы: *Мальчик растет*. И его отец повторил бы следом за ней: *Мальчик растет*. Но оба думали бы разное и не поняли бы друг друга.
(«Морской ястреб. Золотая чаша. Приключения Бена Ганна»)


Вам попался бриллиант. Не трите его слишком сильно, а то как бы не обнаружилась подделка.
(«Зима тревоги нашей»)


Вдруг он приподнялся на локте и засмеялся - засмеялся какой - то вселенской шутке, шутке огромных вращающихся сфер, засмеялся с торжеством, словно решил трудную загадку и обнаружил, что была - то она очень простой. Этот смех поднял волну крови к его губам, и он захлебнулся ею. Смех перешел в булькающий стон, он медленно опустился на бок и замер, потому что его легкие уже не могли дышать.
(«Морской ястреб. Золотая чаша. Приключения Бена Ганна»)


Ведь что у тебя есть, тем и хвастаешься. И, может быть, чем меньше у тебя чего-нибудь, тем больше желание похвастаться.
(«На восток от Эдема»)


Великие деяния, несомненно, изменяют ход истории, но вполне вероятно, что вообще все поступки и происшествия вплоть до самых пустяковых - скажем, ты переступил через лежащий на дороге камень, или затаил дыхание при виде красивой девушки, или, копаясь в огороде, зашиб ноготь - так или иначе воздействуют на исторический процесс.
(«На восток от Эдема»)


Взглянув на него украдкой, Хуана увидела, что он улыбается. И так как они были все же одним существом, одной волей, она улыбнулась вместе с ним.
(«О мышах и людях. Жемчужина»)


Видывал я этот собачий взгляд — мимолётное выражение изумлённого призрения — и уверен, что с её точки зрения все люди, за исключением её хозяев, — абсолютно никчемные создания.


Вкусивший правды должен знать ее до конца.
(«На восток от Эдема»)


Возможно, каждый скрывает в себе некую темную заводь, где плодится зло и прочая гнусь. Но заводь эта огорожена, и, пытаясь выбраться наружу, ее обитатели скатываются по скользкой стенке обратно. И все же разве не может так случиться, чтобы у какого-нибудь человека колония в заводи, окрепнув, перебралась через стенку и выползла на волю? Не такой ли человек становится, по нашему определению, монстром и не сродни ли он нам всем, с нашими скрытыми заводями? Было бы нелепо, если бы мы понимали только ангелов: ведь дьяволов придумали тоже тоже мы.
(«На восток от Эдема»)


Войны умирают по клочку, по клочочку, и каждый клочочек - что-то угасающее, как память, и каждый теряется вдали, как отзвуки эха...
(«О мышах и людях. Жемчужина»)


Вольно ты хвост распускаешь, недолго и задницу застудить.
(«На восток от Эдема»)


Вот мужчина, подумала она, мужчина насквозь мужественный. Такой мужчина нужен был бы настоящей женщине, потому что он не допустит в себе ничего женственного. Ему довольно его собственного пола. Он никогда не попытается понять женщину – а это такое счастье. Он будет просто брать у нее то, что ему надо.
(«Заблудившийся автобус»)


Вот на этом сиденье возле аналоя однажды произошло нечто ужасное. В тот год я был служкой, ходил с крестом за священником и пел сочным дискантом. Как-то раз богослужение в нашей церкви совершал епископ -добродушный старичок с голой, точно вареная луковица, головой, но в моих глазах озаренный ореолом святости. И вот, когда пение смолкло, я водрузил крест на место и, одурманенный экстазом, забыл защелкнуть медную перемычку, которая закрепляла его в гнезде. После второго поучения, к ужасу моему, тяжелый медный крест покачнулся и хрястнул по благостной лысой голове. Епископ повалился наземь, как прирезанная корова, а мне пришлось уступить свою должность мальчишке по фамилии Хилл, а по прозвищу Вонючка, который пел несравненно хуже. Он теперь антрополог, работает где-то в западных штатах. Этот случай убедил меня, что одних намерений - благих или дурных - недостаточно. Все зависит от везения или невезения, от судьбы или как там это называется.
(«Зима тревоги нашей»)


Вот расплавили подшипник. Заранее этого никто не знал, никто и не беспокоился. Сейчас поломка налицо - будем чинить. Так и во всем остальном надо поступать. Я зря беспокоится не намерен. Не хочу зря беспокоиться.
(«Гроздья гнева»)


*Время исцеляет; все пройдет; все забудется* - хорошо говорить тем, кого беда обошла; для тех же, кого она коснулась, ход времени остановился, никто ничего не забыл и ничего не менялось.
(«Консервный Ряд»)