Мудрые мысли

Джон Эрнст Стейнбек (англ. John Ernst Steinbeck, Jr.)

Джон Эрнст Стейнбек (англ. John Ernst Steinbeck, Jr.)

(27 февраля 1902, Салинас, Калифорния, США — 20 декабря 1968, Нью-Йорк, США)

Американский прозаик, автор многих известных всему миру романов и повестей: «Гроздья гнева» (1939), «К востоку от Эдема» (1952), «О мышах и людях» (1937) и др.; лауреат Нобелевской премии по литературе (1962).

Цитата: 86 - 102 из 475

Для ребенка ужасней всего чувство, что его не любят, страх, что он отвергнут, - это для ребенка ад. А думаю, каждый на свете в большей или меньшей степени чувствовал, что его отвергли. Отверженность влечет за собой гнев, а гнев толкает к преступлению в отместку за отверженость, преступление же родит вину - и вот вся история человечества.
(«На восток от Эдема»)


До свидания звучит нежной грустью и надеждой. *Прощай* - коротко и безвозвратно, в этом слове слышен лязг зубов, достаточно острых, чтобы перекусить тонкую связку между прошлым и будущим.
(«Зима тревоги нашей»)


Док - хозяин и управляющий Западно-Биологической. Он маленького роста, но рост обманчив, на самом деле Док сильный и выносливый, а если вспылит, с ним лучше не связываться. Док носит бороду, у него лицо Христа и сатира, и лицо не лжет. Говорят, он многих девушек выручил из беды и тут же втравил в новую. У Дока руки нейрохирурга и трезвый, горячий ум. Док поднимает шляпу, когда едет мимо уличных собак, и собаки в ответ улыбаются и машут хвостами ему вслед. Он режет и препарирует, сколько надо для дела, но мухи не обидит ради собственного удовольствия.
(«Консервный Ряд»)


Док не учился говорить правду, но теперь он знал, что правду любят немногие, что она - опасная возлюбленная.
(«Собрание сочинений. В 6 томах. Том 3. Гроздья гнева. Консервный ряд.»)


...Допустим, что они вопили об истине и красоте немного на манер того, как морской лев в цирке исполняет государственный гимн, поочередно сдавливая челюстями резиновые груши рожков, расположенных в ряд. Но что-то от истины и красоты все же оставалось, и мотив гимна можно было разобрать.
(«К востоку от Эдема»)


Думается мне, слишком многие из нас заканчивают жизнь на грустной ноте поражения.
(«На восток от Эдема»)


Думал я про духа святого и про Иисуса: «Зачем нам нужно сваливать все на бога и на Иисуса? Может, это мы людей любим? Может, дух святой – это человеческая душа и есть? Может, все люди вкупе и составляют одну великую душу, и частицу ее найдешь в каждом человеке?»
(«Гроздья гнева»)


Дурная привычка, от которой труднее всего избавиться, - это привычка давать советы.


Душа, способная на величайшее добро, способна и на величайшее зло, - этот факт подтверждается историей, в которой он не раз был запечатлен.
(«Квартал Тортилья-Флэт»)


Душа, способная на величайшее добро, способна также и на величайшее зло.
(«Квартал Тортилья-Флэт»)


Ее супружеская жизнь была довольно приятной, и она была привязана к мужу. Она считала, что изучила его слабости, его фокусы и его желания. Сама она из-за небольшого природного изъяна, так называемого клобучка, не могла извлекать все радости из семейной жизни; кроме того, из-за повышенного отделения кислот не могла зачать без того, чтобы кислая среда была предварительно нейтрализована. Обе эти особенности она считала нормальными, а всякое отклонение от них – ненормальностью и дурным вкусом. Женщин чувственного склада называла «женщинами этого сорта» и немного жалела их, так же как наркоманок и алкоголичек. Пробудившуюся было страсть мужа она приняла; а затем постепенно, незаметным, но упорным сопротивлением сперва перевела в удобное русло, потом обуздала, а потом удушила, так что порывы у него возникали все реже и реже, покуда он сам наконец не поверил, что вступил в возраст, когда эта сторона жизни не играет роли.
(«Заблудившийся автобус»)


Ей было девятнадцать; больше всего она думала о замужестве. Отправляясь куда - нибудь с молодыми людьми, она не без волнения говорила им об идеалах. Что такое идеалы, она представляла себе смутно, но они каким - то образом помогали ей регулировать страстность поцелуев на пути с танцплощадки домой.
(«Райские пастбища»)


Ему было девятнадцать лет, он жевал табак и с трехмесячных автомобильных курсов привез безграничное и усталое презрение к роду людскому.
(«На восток от Эдема»)


...Ему было неприятно - не сама неправда, а то, что отец вынужден был говорить её. Сам Кейл тоже иногда врал - когда хотел получить какую-то выгоду. Но врать, потому что у тебя нет другого выхода, - такого злейшему врагу не пожелаешь.
(«На восток от Эдема»)


Ему вспомнился Сэм Гамильтон. В какие только двери он ни стучался! Какие у него были замечательные идеи и изобретения, однако никто не помог ему деньгами. Впрочем, зачем ему деньги? Он и так был богат, у него хватало Всего, а больше ему не нужно. Земные богатства и скапливаются-то у нищих духом, у тех, кто обделен подлинными интересами и радостями жизни. Если уж прямо, по чести, то главные богатей-это и есть голытьба убогая. Так это или не так, размышлял Ли. Судя по некоторым делам их, безусловно так.
(«На восток от Эдема»)


...если в девяти сделках подряд быть щепетильно честным, тогда на десятый раз можно украсть столько, сколько пожелаешь, и никому в голову не придёт заподозрить тебя - надо только сделать так, чтобы первые девять случаев стали известны всем.
(«Морской ястреб. Золотая чаша. Приключения Бена Ганна»)


...Если в нас погасят искру, рождающую озарение, мы пропали.
(«К востоку от Эдема. Том 1»)