Фридрих Ницше


  Стиль должен доказывать, что /веришь/ в свои мысли и не только мыслишь их, но и /ощущаешь/.


  Чем абстрактней истина, которую намереваешься преподать, тем ревностнее следует совращать к ней /чувства/.


  Такт хорошего прозаика в том, чтобы /вплотную подступиться/ к поэзии, но /никогда/ не переступать черты. Без тончайшего чувства и одаренности в самом поэтическом невозможно обладать этим тактом.


  Предупреждать легкие возражения читателя -- неучтиво и неблагоразумно. Большой учтивостью и /большим благоразумием/ было бы -- предоставить читателю /самому высказать/ последнюю квинтэссенцию нашей мудрости.


  Убожество в любви охотно маскируется отсутствием /достойного/ любви.


  Безусловная любовь включает также и страстное желание быть истязуемым: тогда она изживается вопреки самой себе, и из готовности отдаться превращается под конец даже в желание самоуничтожения: *Утони в этом море!*


  Желание любить выдает утомленность и пресыщенность собой; желание быть любимым, напротив, -- тоску по себе, себялюбие. Любящий раздаривает себя; тот, кто хочет стать любимым, стремиться получить в подарок самого себя.


  Любовь -- /плод послушания/: но расположение полов часто оказывается между плодом и корнем, а плод самой любви -- свобода.


  Любовь к жизни -- это почти противоположность любви к долгожительству. Всякая любовь думает о мгновении и вечности, -- но /никогда/ о *продолжительности*.


  Дать своему аффекту имя -- значит уже сделать шаг за пределы аффекта. Глубочайшая любовь, например, не умеет назвать себя и, вероятно, задается вопросом: *не есть ли я ненависть?*.