Мудрые мысли

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия Герман)

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия Герман)

(1 января 1919 (1918 ?), Вольск, Саратовская губерния, по другим сведениям — Волынь Курской области)

Русский писатель и общественный деятель.

Цитата: 341 - 357 из 400

У Любищева было редкое умение извлечь у автора все оригинальное. Иногда для этого хватало странички. Иные солидные книги сводились к нескольким страничкам. Сущность их никак не соответствовала объему.
(«Эта странная жизнь»)


У Любищева времени всегда было достаточно. Времени не могло быть мало - любое Время для чего-то достаточно. Таким свойством отличалось его Время. И не только Время - это относилось ко всем жизненным благам: в молодости, когда Любищев был хорошо обеспечен, и в старости, когда он получал скромную пенсию, он одинаково не стремился иметь много, ему нужно было лишь необходимое. Необходимого ему всегда было достаточно, а достаточного, как известно, не бывает мало. Оно, необходимое, хорошо тем, что не тяготит, не бывает лишним, не надоедает, как не могут надоесть вода, хлеб, свет, стол.
(«Эта странная жизнь»)


У Любищева время тоже в каком-то смысле приручено, оно иное, чем обыденное, оно выращенное им, селекционное, особо урожайное, оно, если угодно, время Творца.
(«Эта странная жизнь»)
(«Иду на грозу»)


У нас нет гражданского общества. Мы его поляризировали: с одной стороны, миллиардеры, а с другой - бедняки. У нас появился класс или слой богатеев, которые позволяют себе жить, не считаясь с тем, как живет народ. Это аморально, нагло, вызывающе. Я не говорю о бомжах, которые выброшены из жизни в силу каких-то обстоятельств. Людям недоходных специальностей - не министрам, не бандитам, не депутатам - тем, кто хотел остаться честными, нет благополучного места в нашем обществе.
(22 сентября 2009 года, в интервью газете *Известия*, http://www.izvestia.ru/culture/article3133271/)


У начальства выигрывал тот, кто атаковал, кладя людей без счёта, кидая в бой всё, что мог, кто требовал ещё и ещё, кто брал числом, мясом. Сколько было таких мясников среди прославленных наших генералов! Когда-нибудь найдется историк, который перепишет историю Великой Отечественной, прославив тех, кто берег солдатские жизни...
(«Мой лейтенант»)


У него всегда хиханьки, то ли успокаивает, то ли сам верит.
(«Мой лейтенант»)


У подножия этих лиственниц все стало глупостью. Вся его работа, и эти полеты, и опасность, которой подвергали себя люди. Зачем нужно изучать заряды капель? Что изменится от этого в лесу? От того, что будет известно распределение зарядов в облаках, этот лес не станет прекрасней. Все было глупым, мудростью были колонны лиственниц, перестук капель и красота коней.
(«Иду на грозу»)


У умерших почему-то больше прав, им больше позволено.
(«Эта странная жизнь»)


У этой правды есть адреса, номера телефонов, фамилии, имена. Она живет в ленинградских квартирах, часто с множеством дверных звонков — надо только нажать нужную кнопку, возле которой значится фамилия, записанная в вашем блокноте. Ожидавшая или не ждавшая вашего посещения, вашего неожиданного интереса, она взглянет на вас женскими или не женскими, но обязательно немолодыми и обязательно взволнованно-оценивающими глазами («Кто?.. Почему?.. Зачем им это?»). Проведет мимо соседей к себе и скажет тоже почти обязательное: «Сколько лет прошло… Забывается все…»
(«Блокадная книга»)


Узнать другого человека — это и значит добраться до его противоречивости.
Узнать-то я узнал, а вот объяснить не мог. Узнать и понять — это ведь разные вещи.
(«Эта странная жизнь»)


Умереть не трудно, умирать очень тяжело…
(«Блокадная книга»)


Уровень культуры этих людей по своему размаху, глубине сродни итальянцам времен Возрождения, французским энциклопедистам. Ученый тогда выступал как мыслитель. Ученый умел соблюдать гармонию между своей наукой и общей культурой. Наука и мышление шли рука об руку. Ныне это содружество нарушилось. Современный ученый считает необходимым — знать. Подсознательно он чувствует опасность специализации и хочет восстановить равновесие за счет привычного ему метода — знать. Ему кажется, что культуру можно «знать». Он «следит» за новинками, читает книги, смотрит картины, слушает музыку — внешне он как бы повторяет все необходимые движения и действия. Но — без духовного освоения. Духовную, нравственную сторону искусства он не переживает. Осмысления не происходит. Он «в курсе», он «осведомлен», «информирован», он «сведущ», но все это почти не переходит в культуру.
(«Эта странная жизнь»)


Ученые хороши тем, что реальность их работы всегда более или менее налицо.
(«Причуды моей памяти»)


Ученый должен быть достаточно ленив. На этот счет у англичан есть прекрасное правило: не стоит делать того, что все равно сделают немцы.
(«Зубр»)


Факты интересны тогда, когда их не обязательно придерживаться.
(«Эта странная жизнь»)


Фельдмаршал Лееб понимал его, однако Ленинград должен был пасть. Сентябрь-октябрь-ноябрь - в городе начинался голод, было известно, что запасов продовольствия уже нет, город не имел права сопротивляться.
(«Мой лейтенант»)


Хотя некоторая часть молодых людей, слушая рассказы блокадников, вдруг, иронически скривив губы, заявляет, что настоящие блокадники все лежат на Пискаревском кладбище.
(«Блокадная книга»)