Мудрые мысли

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия Герман)

Даниил Александрович Гранин (настоящая фамилия Герман)

(1 января 1919 (1918 ?), Вольск, Саратовская губерния, по другим сведениям — Волынь Курской области)

Русский писатель и общественный деятель.

Цитата: 154 - 170 из 400

Который раз жизнь учила меня ничего не откладывать. Жизнь, если вдуматься, терпеливая заботница, она снова и снова сводила меня с интереснейшими людьми нашего века, а я куда-то торопился и часто спешил мимо, откладывая на потом. Ради чего я откладывал, куда спешил? Ныне эти прошлые спешности кажутся такими ничтожными, а потери — такими обидными и, главное, непоправимыми.
(«Эта странная жизнь»)


Кроме Системы у него имелось еще несколько правил:
1. Я не имею обязательных поручений;
2. Не беру срочных поручений;
3. В случае утомления сейчас же прекращаю работу и отдыхаю;
4. Сплю много, часов десять;
5. Комбинирую утомительные занятия с приятными.


Кто отвергает риск, тот отвергает новое.
(«Иду на грозу»)


Лжепрофессора принялись читать лженауку, ставили лжеопыты, выпускали лжеучебники, молодые приспособленцы защищали лжедиссертации. Ложь обретала ученую солидность. Вместо результатов она изготавливала обещания. Снабжала их цифрами, графиками. Обещания росли, взамен невыполненных обещаний преподносились новые, еще заманчивее, еще краше. Ложь выглядела прочной, всесильной.
(«Зубр»)


Любая религия - это просто ошибочная наука, потому что настоящая наука способна на основании своих постулатов и логики описывать факты и часто предсказывать действия материального мира...
(«Зубр»)


Любищев в двадцать с лишним лет, начиная свою научную работу, тоже точно знал, чего он хочет. Счастливая и необычная судьба!
(«Эта странная жизнь»)


Любого, самого великого человека не следует рассматривать вблизи, во всех подробностях его вкусов и привычек.
(«Эта странная жизнь»)


Любое свое действие — отдых, чтение газет, прогулки — он отмечал по часам и минутам.
(«Эта странная жизнь»)


Люди деловые, организованные уверяют, что они хозяева Времени. Нарастающий культ Времени становится показателем деловой хватки, умения жить. Часовые стрелки подгоняют, и человек мчится, боясь отстать. Он должен находиться в курсе, на уровне, соответствовать. Он служит Времени как языческому богу, принося в жертву свою свободу. Не Время расписано, а человек расписан. Время командует. Гончие Времени мчатся по пятам...


...Люди любят, чтобы их обманывали надеждами.
(«Иду на грозу»)


Массовость смерти, блокадная обыденность её, рождали чувство ничтожества жизни, разрушали смысл любого желания. Человек открывался в своем несовершенстве, он был унижен физически, он нравственно оказывался уязвим - бредущий труп. Сколько людей не выдерживали испытаний, зверели.
Блокада открывала человеку, каков он, что он способен выдержать и не расчеловечиться.
Блокада отделяла Ленинград от страны и от власти.
(«Мой лейтенант»)


Меня никто не встречал и провожать некому. Таков удел идущих впереди. Они всегда одиноки и непонятны. Ими можно восхищаться, но их трудно любить.
(«Иду на грозу»)


…Меньше несчастий – ещё не значит больше счастья…
(«Иду на грозу»)


Мир его увлечений был каменистой пустыней, в которой она не могла пустить корней.
(«Иду на грозу»)


Многие молодые уверены, что чем дороже аппаратура, которой они пользуются, тем значительнее их наука. Одни искренне в это верят, другие же прикидывают, что чем больше они денег истратят на установки, тем начальство более зауважает их работу.
(«Зубр»)


Можно ли распознать по внешности злодея? Хотелось бы, конечно. Но сатана и дьявол приходят к нам с физиономиями стертыми, рога спрятаны под шляпой, мохнатый хвостик утиснут в вельветовые штаны. Симпатяга. Запаха серы не ощущается. Серия улыбок - и паленой шерсти не замечаешь...
(«Зубр»)


Мы же так отвыкли от истинного понимания терпимости, что часто всякую критику (т. е. отстаивание права иметь собственное мнение) уже рассматриваем как попытку «навязать» свое мнение, т. е. нетерпимость. Но единственная сила, которую можно применять — это сила разума, и сила разума не есть насилие... Я хорошо помню великолепные слова Кропоткина «люди лучше учреждений», это он сказал относительно деятелей царской охранки. Я бы прибавил: люди лучше убеждений.
(«Эта странная жизнь»)